Валёк. Повесть о моём друге - Аркадий Макаров

Алла, поморщившись на такое угощение, всё же свой стакан, немного поразмыслив, выцедила.

Похлебали борща, пожевали по котлете и разошлись.

После обеда я, по обещанию бригадиру, должен «как штык», быть на рабочем месте. Пошёл, но на полпути завернул к себе в общежитие, расстроенный до невозможности.

Ничего, без меня страна обойдётся!

Проснулся я поздним вечером, осенённый лучшими чувствами к молодожёнам: «Пойду, давай! – сказал я сам себе.– Поздравлю…»

Вспомнил, что без цветов идти нельзя.

По дороге в скверике, где цвели сплошным ковром пионы, оглядываясь по сторонам, воровато накосил большим садовым ножом, который для острастки всегда носил с собой, целый ворох прохладных, бутонистых, как розы, цветов, и, нырнув в кустарник, выскочил подальше от сквера, чтобы моё наглое воровство никто не заподозрил.

Себя успокаивал тем, что скверик ничей, да и осень уже. Всё равно эти цветы-цветики скоро завянут, а тут такой подарок молодым!

В студенческом общежитии вахтёрша, уважительно посмотрев на мой объёмистый букет, назвала комнату, в которой теперь на полном основании поселились молодожёны. Им заботливый профком выделил отдельную комнату – живите и размножайтесь! Только учитесь нормально. На периферии семейные учителя, ох, как нужны!

Толкнул дверь – не заперта.

На узкой железной кровати, из-за тесноты, наверное, лежала, как под прессом, два – в одном с советом и любовью, скороспелая брачная пара.

Охапку цветов я вывалил им прямо на одеяло, извиняясь за неожиданное появление.

Валёк, отпрянув от своей возлюбленной, спокойно потянулся за куревом, а Зинаида, растерявшись, даже не успела прикрыть ослепительные в своей наготе маленькие, цвета спелых яблок, девичьи крепкие грудки.

И меня чуть с ног не сшибли её острые соски. Так выглядят еле раскрывшиеся бутончики пионов в момент первоцветья.

– С вином надо в гости ходить – назидательно изрёк мой друг. – А закуска, она – вот она! – он показал на стол, где по красной мякоти чернел крупными зёрнами располовиненый арбуз.

Я, было, повернул к двери – может, где и достану бутылку? Дежурный магазин на вокзале ещё не закрылся.

– Ку-да?! – остановил меня Валёк. – Плохо о друзьях думаешь – вальяжно потянувшись, он вытащил из-под подушки тяжёлый «огнетушитель» вермута местного разлива. – Раз пришёл, значит, пить будем. А-то моя супруга, – он показал глазами на белый кокон одеяла, из которого лукаво посмеивалась смазливая головка его молодой жены, – она ни в какую вина не хочет. Нельзя – говорит. А с тобой мы друзья. Хочешь, Алку позову? Алевтина! – крикнул он, ударяя кулаком в лёгкую переборку соседней комнаты. – Иди сюда! У нас – гости!

– Ой! – вошла, поправляя причёску. Алевтина – И вы тут? – почему – то на «вы» обратилась она ко мне. – Я, девушка честная, но выпить за компанию могу, – нарочито жеманничая, присела она к столу.

Вермут, несмотря на свой отвратительный вкус, положительно отразился на наших взаимоотношениях и с Алевтиной.

Спал я в её комнате, под дружное сопение соседок.

Легли мы поздно, и соседи с явным откровением похрапывали между паузами. Ихнее непротивление моему появлению нам с Аллой было, как говорится, в руку. За что девочкам низкий поклон и запоздалое «спасибо» от меня теперешнего. Науку я тогда прошёл хорошую… О чём под старость никогда не пожалеешь.

5

Вынужденная «болезнь» живота лишила меня полностью премиальных, да ещё пришлось писать объяснительную начальнику участка.

Дело в том, что моему другу пришло в голову на второй день после женитьбы устроить обязательное свадебное путешествие в деревню к своей бабушке, где он последние два года проживал, когда был исключён из школы за недостойное поведение: устроил драку с учителем физкультуры, который, страхуя прыжки через «коня» откровенно лапал девочек.

Правда, потом ему не повезло и в нашей школе.

Валёк к родителям со своей женой не поехал: «Нудные они! Мой героический порыв не поймут. Ну, их!»

Мне, как самому близкому его товарищу, пришлось разделить с ним это путешествие.

«А! Не в деньгах счастье! – махнул я рукой, соглашаясь с другом на поездку, и не прогадал.

Хотя «путешествием», двухчасовую тряску по просёлочным дорогам на попутках, назвать трудно, но со мной рядом, то и дело ойкая и хватаясь за меня, ехала и Алевтина. Так что и у меня намечалось тоже, что-то вроде « медовой недели».

Если сказать, что баба Дуся встретила своего внука радушно, это значит, ничего не сказать.

Изба у бабы Дуси справная, крепкая – рубленая по старинке в «замок».

На подходе к избе Валёк заспешил, заторопился, явно нервничая;

– Ну, чего тянитесь, как сонные?! Пошли быстрей!

Идти быстро никак не удавалось, – затёкшие ноги от длительного пребывания на корточках в громыхающем кузове, слушались плохо.

– Пошли! – хорохорился Валёк. – Во, ё-моё! – подходя к двери бабкиной избы, оторопел мой друг. Большой, навесной амбарный замок молчаливо говорил, что нас здесь не ждали. – Ничего, ничего, мы с огородов зайдём!..

Но и «с огородов» задняя дверь оказалась тоже на задвижке.

Теперь Валёк неразборчиво матерясь, нырнул в сарайчик и вытащил оттуда небольшую загаженную куриным помётом лестницу.

Она, эта сбитая кое-как лестница, вероятно, служила одновременно и насестом для бабкиных хохлушек, которые тут же с гомоном и криком посыпались из дверей сарайчика.

– Помоги подержать! – решительно сказал Валёк, толкнув меня лестницей в бок. – Мы – щас! – крикнул он в сторону девчонок, которые, невозмутимо переговариваясь, направились в ближайшие кустики за домом.

Лестница хоть и невысокая, но до маленького окошка над дверью мой друг легко дотянулся. Пару раз, ковырнув перочинным ножом в раме, он выставил стекло и осторожно передал мне.

Минута – и скользнув ящерицей, Валёк оказался по ту сторону двери. Сытно чавкнула задвижка и надворешная дверь, постанывая, как после долгой спячки, распахнулась.

– Прошу к моему шалашу! – Валёк счастливо улыбался.

Пока он открывал дверь, девочки, весело похихикивая, были уже рядом, – долго ли присесть на корточки да встать, поправив юбчонку…

Но тут, из-за тяжело вздохнувшей избяной двери, на шум в сенцах показалось встревоженное, подслеповатое женское лицо.

Баба Дуся, оказывается, была дома.

– Бабаня, я тебе в гости жену привёз! Угадай, какая?!

– Ах ты, враг такой! Бабку до смерти напужал! – баба Дуся, хватаясь за сердце, опустилась на край лавки, где стояло ведро с водой. – Какая ещё жена?

– А вот угадай!

Девочки, посмеиваясь, стояли рядом, держась за руки совсем по-детсадовски.

Баба Дуся, пригладив широкой мягкой ладонью волосы, внимательно рассматривала обоих.

– Никак вот эта! – указала она на Алевтину. – Видная, видная! Нечего сказать!

Зинаида, заливаясь краской, враз набухшими от слёз глазами посмотрела виновато на своего бесцеремонного муженька.

Тот, споткнувшись в слове, кинулся обнимать расстроенную девушку.

– Какая ты, бабаня, бестолковая! Алевтина моей Зинаиде в подмётки не годится! Не плачь, чего ты? – поцеловал он в переносицу свою подругу.

Теперь и Алевтина, всплеснув руками, кинулась ко мне на шею.

– Какой же ты гад, Валька! Я красивая, да? Красивая? Скажи! Ну, скажи! – капризно обратилась она ко мне.

– Вы обе – ягодки! Клубнички сладкие! – забыв про бабу Дусю, провёл я языком по её губам, отчего Алевтина, сразу выгнувшись, подалась вперёд.

– Ух, ты противный какой! – застучала она кулачками мне в грудь.

Баба Дуся, почувствовав свою промашку, ласково взяла Зину за руки.

– Пойдём, красавица! Пойдём в избу. Прости меня, дуру старую! Это я сослепу сразу не узнала сношеньку свою. Пойдём! А ты, дурень, говорил бы по-уму! А то всё загадки загадываешь – укоряла она своего внучка. – Всё шуткуешь со старой. Я вот тебе, озорник! – погрозила она ему одутловатым веснушчатым кулаком.

В избе жаркий и душный воздух стоял, как пробка в бутылке. Пахло керосином, скисшимся тестом и свежей самогонкой.

Теперь было понятно, почему баба Дуся повесила на входную дверь замок и почему так напугалась.

– От участкового прячусь! Он, подлец, как узнает, что я самогонку гоню, так повадится ходить, пока всё не вылакает. Вот, как раз и ложка к обеду! – показала она на трёхлитровую банку, полную до краёв. Мы сегодня и свадебку справим!

На почерневшем от огня и времени керогазе стояла огромная кастрюля, прикрытая обливным блюдом с водой. Баба Дуся гнала самогонку по-чёрному. Способ простой и всякому доступный: в ёмкость с бардой, вставляется на таганке кастрюля поменьше и всё накрывается блюдом, в котором по мере нагрева меняется вода. Испарина на выгнутом днище блюда, собираясь в капли конденсата-самогона, скатываются в кастрюльку на таганке. По мере наполнения смогоном кастрюлька освобождается, и всё начинается сначала.